Следи за временем!
Время, временной промежуток играет большое значение в романе/повествовании. Если писатель описывает какие-то действия, протекающие во время, и обозначает длительность действия, то необходимо соблюдать установленные рамки.
Приведем простой пример. Предположим герой повествование готовит яичницу. Любой читатель предположительно понимает, сколько может длиться это действие. И вдруг автор говорит, что через час яичница была готова.
Здесь могут быть варианты:
а) автор держит читателя за дурака, ему нужно, чтобы прошел час, но он не знает, как заполнить этот вакуум, и заставляет героя целый час готовить яичницу, надеясь, что читатель не заметит не очень умную уловку;
б) автор сам не следит за временем, думает, что ему незачем гоняться за мелочами, и пишет, как попало;
в) временное несовпадение сделано с умыслом, оно что-то означает в контексте повествования, и по ходу автор сообщит читателю, что же на самом деле произошло. Зацепка же заранее дается читателю, чтобы он мог делать свои выводы, пока автор не раскроет тайну.
Конечно, могут быть другие варианты, но суть сводится к следующему: временная лакуна сделана с умыслом и что-то означает (автор специально указывает нам, на что обращать внимание) или временная лакуна образовалась из-за нехватки/отсутствия мастерства у автора и никак не объясняется.
Рассмотрим следующий отрывок из романа:
“– Я думаю, нам было бы уместно остаться вдвоем, – сказал Фрейд достаточно громко, чтобы священник мог его услышать.
– Я предпочитаю иметь свидетеля, – сухо ответил Орелья. – Я нахожусь здесь по желанию его святейшества, которому должен повиноваться, но совершенно не намерен подчиняться его требованиям.
Фрейд надел колпачок на ручку, положил блокнот на колени и скрестил пальцы на подбородке.
– Вы иезуит, падре?
– Нет, – холодно ответил Орелья. – Я только священник, уже больше пятидесяти лет.
– Извините меня, но ваше решение подчиняться папе, в то же время отказываясь от этих неформальных встреч, показалось мне коварным и изворотливым, типичным для ордена иезуитов. Разумеется, я не хотел вас обидеть.
– Понимаю вас. Впрочем, вы, евреи, – мастера ловить человека на ошибке. Так поступили с Христом, сыном Божьим.
– Я бы так не поступил, – сказал Фрейд, успокаивая посетителя.
– Это сделал ваш народ, который его убил.
– Простите, но и Борджа был избран папой! – невольно вырвалось у Фрейда.
Сеанс с де Молиной-и-Ортегой закончился стычкой, и это было настоящее объявление войны. А на применение оружия отвечают или белым флагом, или более сильным залпом. Мефистофель посмотрел на него хмуро и, кажется, с некоторым уважением. Затем Орелья молча поднял руку, повернул ладонью вверх, и сопровождавший его священник выскользнул из комнаты, как черный призрак.
– Теперь вы довольны? Я сделал первый шаг. Я подставил щеку, как учит Христос, но у меня только две щеки, доктор Фрейд.
– Это значит, что вы человек, несмотря ни на что. А я со своей стороны не стану просить вас лечь на диван, как обычно делают.
– Я этим польщен.
Из загадочного кармана, который скрывался между складками рясы (Фрейд никогда бы не заподозрил его существования) Орелья вынул портсигар и зажег одну из хранившихся там сигарет, а использованную для этого спичку положил обратно в коробок. Значит, кардинал курит, подумал Фрейд. Возможно, курение станет тем троянским конем, который поможет ему приобрести доверие, необходимое, чтобы проникнуть в душу кардинала – конечно, если под этой мефистофелевской оболочкой есть душа. Ученый вынул еще одну «Трабукко».
– Я составлю вам компанию.
Пока он зажигал свою сигару, Орелья слегка улыбнулся и заговорил:
– Вас удивляет, что я курю, поэтому расскажу вам одну историю. Два молодых послушника, доминиканец и иезуит – а вы приняли меня за иезуита, – имели вредную (она действительно вредна) и порочную привычку – курение. Они решили, что каждый отдельно от другого попросит у ректора разрешения курить. Когда на следующий день они встретились, доминиканец был расстроен. Он сказал: «Ректор не дал мне разрешения». «Как же так? – спросил иезуит. – Мне он разрешил. Не понимаю, в чем дело. Что ты у него спросил?» – «Можно ли мне курить, когда я молюсь». – «Ты ошибся, друг, – сказал иезуит. – Я просто спросил его, можно ли мне молиться, когда я курю».
Фрейд поперхнулся дымом и закашлялся; пока пытался подавить кашель, начали слезиться глаза. Ученый несколько раз кивнул, потом встал, взял с письменного стола стакан с водой и медленно выпил ее, обдумывая свой ответ на анекдот кардинала. Прошло больше четверти часа с тех пор, как Орелья вошел сюда, а он еще ни на шаг не продвинулся вперед” (Карло Мартильи “Выбор Зигмунда”, подчеркнуто нами - Х.П.).
Итак, мы видим беседу двух героев. Вместе они произносят 259 слов. Американский писатель и журналист Кармин Галло пишет: “Исследования показывают, что 150–160 слов в минуту являются идеальным темпом речи для аудиокниг” (Галло, Кармин. Презентации в стиле TED: 9 приемов лучших в мире выступлений = Talk Like TED. The 9 Public-Speaking Secrets Of The World’s Top Minds. — М.: Альпина Паблишер, 2015. — 253 с.). Согласно Википедии, нормальный темп речи при беседе соответствует 190 словам в минуту (https://ru.wikipedia.org/wiki/темп_речи). Если мы возьмем показатель 150-160 слов в минуту и разделим на два, предполагая, что собеседники беседовали в два раза медленнее, чем обычная начитка аудиокниг, то все равно получим, что на всю беседу Фрейду и Орелье нужно было чуть более трех минут.
Что еще происходит, кроме беседы? Бесшумно выходит сопровождающий священник, Орелья достает сигарету и начинает курить, Фрейд же закуривает сигару. Если взять три минуты беседы, предположить, что священник выходил из комнаты целую минуту и собеседники тоже закуривают сигарету/сигару по одной минуте, все равно получаем 6-7 минут. А в тексте прошло “больше четверти часа”. Куда же делись остальные 10 минут? Очевидно, что автор вовсе не рассчитывает время, не сообразуясь с логикой и оставляя временные лакуны. Фраза же “прошло больше четверти часа” написана просто для того, чтобы оправдать паническое чувство героя, который “еще ни на шаг не продвинулся вперед”.
Рассмотрим еще один случай:
“Первый год работы я потратил на сотворение мира. Реестры всевозможных книг – все, что могло быть в средневековой библиотеке. Столбцы имен. Кипы досье на множество персонажей, большинство которых в сюжет не попало. Я должен был знать в лицо всех обитателей монастыря, даже тех, которые в книге не показываются. Читателю с ними знакомиться незачем, а вот мне – необходимо. Кто сказал, что проза сама себе муниципалитет?
По-моему, она к тому же сама себе строительная контора. Сколько времени отдано архитектурным разысканиям, проведено над снимками и планами, над страницами энциклопедий! Я разработал план аббатства, выверил все расстояния, пересчитал все ступеньки винтовой лестницы. Марко Феррери как-то сказал, что мои диалоги кинематографичны. Они длятся ровно столько времени, сколько заявлено. Еще бы! Если у меня герои начинают беседовать по пути из трапезной на церковный двор – я слежу за ними по плану и, когда вижу, что они уже пришли, обрываю разговор”.
Так говорит о своем романе “Имя розы” великий итальянский писатель Умберто Эко (Умберто Эко “Заметки на полях «Имени розы»”). Итак, автор подробно рассчитывает романное время, диалоги героев длятся ровно столько, сколько они могли бы длиться в реальном времени, а если герои дошли до пункта назначения, не успев договорить, значит - не успели, и диалог должен прерваться.
По таким деталям можно различать настоящего, великого писателя от посредственных писателей.
